«Пожалуй, и впрямь что-то толковое может вырасти», — думал Варрен, наблюдая, как Сильвия и Джегейль шепчутся о чем-то, как Сильвия азартно кивает, а тетушки переглядываются с хитрым и довольным видом. Впрочем, он предпочитал наблюдать за Джегейль…
Хмурое настроение, в котором та пребывала довольно долго после объяснения с принцем, наконец-то ушло. Или прекрасный солнечный день помог? Кутались в дымку цветов сады, бойко цокали копыта по мостовой, и Джегейль, облокотившись на мягкий подлокотник сиденья, смотрела из открытой коляски по сторонам с легкой, радостной улыбкой. Сейчас она была похожа и не похожа на ту девушку, которая жадно расспрашивала о новом мире, но откровенно тосковала по дому. Тоска ушла, сменившись легкими, незаметными для постороннего человека приступами задумчивости, иногда — удивлением при виде чего-нибудь совершенно обыденного, иногда — одобрением. В движениях появилась ловкость и непринужденность, в голосе — спокойная уверенность.
Она привыкла. Прижилась.
Поймав его взгляд, Джегейль улыбнулась шире:
— Хорошо, что вы с нами выбрались, граф. Я рассчитываю на партию в воланы.
— Почему не в кольца?
— В кольца могу заранее признать себя проигравшей, — рассмеялась она. — Сколько меня ни учили, сколько я ни тренировалась, не летят проклятые кольца куда надо, хоть плачь. А воланы… У нас похожая игра есть. Ракетки только другие, на ручках, но, кажется, я не так уж плохо на ваши переучилась. А еще, — ее глаза искрились предвкушением, — готовьтесь, мы будем делать шашлык!
— Что, простите?
— Мясо на углях. Главное блюдо пикников у нас дома. Мы все приготовили, но с вас костер!
— Как скажете, — покладисто согласился граф.
На холмах за городом, с южной стороны склонов, пригревало солнце, золотились, краснели и синели россыпи первых цветов, а невысокий кустарник стоял в зеленой дымке первой листвы. На природу выбрался если и не весь город, то, по крайней мере, все приятельницы Гелли — только успевай раскланиваться!
— О, граф, вы наконец оторвались от своей нескончаемой работы. Право, мы уже почти забыли ваше лицо!
— Мое лицо к вашим услугам, дорогая графиня, как и я сам.
— Варрен, какими судьбами. Еще помните старуху Розалию?
— И вечно-то вы прибедняетесь, милая моя Рози! Вы всего-то на три года старше меня, а выглядите, осмелюсь заметить, на десяток лет моложе! Готов поспорить, все еще перепляшете иных молокососов.
Да, отвык он от таких вот выездов, веселых и непринужденных, свободных от строгого регламента бала или приема, позволяющих говорить и смеяться в полный голос.
— А ваша племянница похорошела за зиму. Здравствуй, деточка, ты, говорят, отказала нашему принцу?
— Говорят, — Джегейль согласилась с притворно-убитым видом и тут же рассмеялась: — Доброго вам дня, дама Розалия. По правде сказать, его высочество не в претензии на меня за отказ. Это была не его идея. Он вообще пока что не рвется к оковам семейной жизни.
— А ты ему подошла бы, — покачала головой Розалия.
— Я ему подошла бы, а вот он мне — нет, — Джегейль развела руками. — Что поделать. Как поют в одной песне на моей родине: «Ты выбираешь, тебя выбирают, но как часто выбор не совпадает»…
Разговор стремительно скатывался в сугубо женские темы, и Варрен предпочел оставить дам и заняться, как и обещал, костром. Хвороста здесь хватало, нашелся и сухой ствол, который можно было порубить на дрова. Варрен скинул камзол и засучил рукава рубахи, усмехнувшись мысленно: «Хоть и засиделся на кабинетной работе, сноровки не утратил».
Костер разгорался неохотно. Подбежала Сильвия:
— Дядюшка Варрен, я сухой мох нашла, вот. Можно, я сама подкину? Я умею, меня Рени учил, правда!
«Лучше б он тебя чему другому учил… хотя, нет! Этот, пожалуй, научит…»
— Подкидывай, только осторожно, по ветру зайди.
— И сухих веточек я поищу, можно?
— Конечно.
— Дядюшка Варрен, а вам Джелль нравится, да?
— Конечно, нра… Прости, что?!
— Вы на нее смотрели и улыбались, — с таинственным видом прошептала несносная девчонка. Вот уж точно, достойная смена тетушкам растет!
Граф даже отвечать не стал на эти глупости. Почему бы ему, в конце концов, и не улыбаться!
Пока еще робкие языки огня лизали сложенные «колодцем» дрова, Сильвия подбрасывала мелкий сухой мусор, который сгорал мгновенно, с треском рассыпая искры. Подошла Джегейль; она тащила по земле волоком огромную сухую ветку и казалась крайне довольной.
— Вот, дровишек принесла. Ну что, разгорелся? Поиграем немного?
— Я послежу, я умею! — тут же влезла Сильвия.
— Давай все-таки позже, — граф примерился к добытой Джегейль ветке.
— Тогда я здесь посижу, хорошо? Сейчас плед только принесу расстелить.
Вернулась она с пледом под мышкой и с букетом пушистых солнечно-желтых одуванчиков. Вздохнула:
— Почти как дома.
Сильвия закинула в огонь очередную пригоршню мха и сухих щепок и подсела к ней:
— Ты что делаешь? Венок плетешь? У тебя на венок не хватит…
— Ничего, еще нарву.
— Давай я! — и умчалась. Да уж, неспособность сидеть на одном месте у нее явно семейная!
— Разрешишь присесть? — граф сел рядом с девушкой, так, чтобы подкидывать ветки в костер, не вставая. — Давно я вот так не выбирался.
— И давно мы с вами не болтали просто так, не о делах. А сейчас такой чудесный день, — Джегейль подняла голову от венка, но руки продолжали плести, быстро и ловко. — Я понимаю, что ситуация… война, хорошего мало, но так не хочется в такой день думать о плохом.