Испытание весной - Страница 22

— Не знаю, как поступить, — вздохнула она, грея пальцы о пузатый бок чайной чашки. — Эти дурные слухи! Зло берет оставлять как есть, но заострять внимание — неправильно. Ох, Солли, как же мне не хватает сейчас дядюшки! Что бы он посоветовал, как думаешь?

Старая служанка покачала головой:

— Господин граф никогда не вмешивался в женские дела, тем более в дела любовные. Всегда говорил, что становиться на пути влюбленной женщины — себе дороже.

— Но это не любовное дело! — возмутилась Женя. — Это же чистая политика, какая уж тут любовь! И потом, я вовсе не влюблена, с чего бы?

Солли вновь покачала головой, всем своим видом выражая сомнение:

— Слишком вы, барышня, задумчивы. Бывает, смотрите в окошко, а взгляд вдруг застынет, затуманится.

Женя выразительно пожала плечами. «Взгляд затуманится» — вот уж симптом! Будто она какая-нибудь мечтательная восьмиклассница! Да мало ли о чем человек задуматься может.

Она смешливо фыркнула, припомнив, как иногда застывал взгляд графа, когда тот слишком уж погружался в свои мысли. Послушать Солли — еще один влюбленный, не иначе! Категории «женат на своей работе»…

— Солли, а расскажи о дядюшке. — Женя сама не поняла, как это у нее вдруг вырвалась такая странная и в чем-то даже неосторожная просьба, но, увидев удивление на лице Солли, объяснила: — Он ведь постоянно занят. Когда случалось время поговорить, сначала я ему о себе рассказывала, а потом он учил меня, как благородной барышне себя вести в Андаре, объяснял, кто есть кто, что я должна знать, чтобы семью не подвести. И тетушка тоже… А о нем самом, о его жизни я почти ничего и не знаю. Нехорошо ведь, правда?

Солли покивала и задумалась, Женя отхлебнула чай, и в это мгновение снизу донесся истошный визг, крики, грохот — звуки, никак не сочетающиеся с понятием «приличная гостиница». Женя вскочила, дернулась к двери и застыла: инстинкт требовал бежать, спасаться или хотя бы посмотреть, что происходит, но лейтенант в первый же день пути предупредил не выходить вечерами из номера без сопровождающего, и это вполне согласовывалось с наставлениями тетушки.

Приникнув ухом к двери, Женя различила среди истерических воплей единственное слово: «Пожар». Паника тут же стала понятна, даже колени подогнулись. Зато мозг заработал в усиленном режиме, подкидывая одновременно случи самых ужасных пожаров в отелях («Хорошо, что здесь нет пластмассы и прочей синтетики, по крайней мере, дым не ядовитый»), правила поведения («Не лезть в толпу — затопчут, дышать через мокрую тряпку, не поддаваться панике»), а заодно почему-то эпизоды из приключенческих фильмов, где пожар инсценировали как раз ради вот такой общей паники, давки и суматохи, и проворачивали в этой суматохе собственные мутные делишки.

— Надо одеться, — сказала Женя. — Будем готовы быстро уходить. Вещи можно бросить, все равно основное — в карете, главное — письма и подорожная.

Собравшись с силами, она подошла к окну, отщелкнула запоры и потянула тяжелую раму. В лицо ударил стылый ветер. Окно выходило на задний двор, здесь было безлюдно, сумерки разбавлялись ровным мягким светом, падавшим на затоптанный снег из нескольких окон. Никаких отблесков огня, никаких рвущихся в панике наружу людей.

— Странно…

— Барышня, не время в окошко глядеть! Бежим!

— Солли, нет! — Женя быстро схватила служанку за руку, усадила на кровать. — Никуда мы не бежим. Здесь что-то нечисто.

— Но ведь… — Солли прижимала к груди теплую накидку, Женя мягко ее отобрала, накинула служанке на плечи. Намочила в умывальнике полотенце, вложила в безвольно упавшие руки.

— Солли. Послушайте, Солли, нельзя бояться. Все будет хорошо. Нельзя идти туда, где перепуганная толпа! Есть пожар, нет пожара — затопчут и не заметят. Держите эту тряпку крепко, если будет дым, нужно дышать через нее. Слышите? Солли, вы слышите меня?

Необходимость позаботиться о старой перепуганной женщине действовала лучше любого успокоительного.

— Гостиница кирпичная, крыша из черепицы, все не так страшно, стены не загорятся, потолок на голову не рухнет. Я думаю, вот-вот должен подойти лейтенант, надеюсь, с ним ничего не случилось, он мужчина крупный, в давке с ног не собьют. А вот если окажется, что там всего-то искра из очага в солому упала, а кто-то спьяну шум поднял…

В дверь постучали — сильно, уверенно, но достаточно вежливо, по крайней мере, не кулаком и не ногами. Однако фор Ганц обычно стучал не так.

— Кто? — открывать или даже подходить ближе Женя не собиралась.

— Мне показалось, в номере кто-то есть, — торопливо ответил мужской голос. — Вы не слышали криков? Оставаться в гостинице опасно.

Тревога полыхнула с новой силой. Солли подхватилась, но Женя шагнула к ней и силой усадила обратно.

— Я спрашивала не о криках и не о том, что вам кажется, — накрывала злость, и Женя готова была орать, но пока сдерживалась. — Я спросила, кто вы! Очевидно, ваши намерения таковы, что отвечать на этот вопрос небезопасно. Если вы попытаетесь войти, я применю силу. Солли, пожалуйста, сидите. Это или вор, или мародер, или кто похуже. Честные люди не скрывают своих имен и не пытаются запугать незнакомых женщин, чтобы выманить из комнаты.

— Я всего лишь… — тут незнакомец осекся и, похоже, поспешил убраться: Женя не была уверена, но ей почудился быстрый, почти неслышный бег. И почти сразу вновь раздался стук, но на этот раз более привычный.

— Это вы, лейтенант? — откликнулась Женя.

— Да, я, — голос фор Ганца полыхал тревогой. — Кто здесь был?